Любовь к актрисе из массовки

В 1972 году я поступил в Борисоглебское высшее военное авиационное училище лётчиков, как и все абитуриенты — через «хождение по мукам». В этом же году прекрасный советский режиссер Василий Ордынский начал снимать фильм «Хождение по мукам». Фильм про гражданскую войну и любовь.
«Ну и что?» — спросят меня. «Да ничего, — отвечу я, — кроме того, что в 1976 году я снимался в его фильме. Ну, не в главной роли, и даже не второго плана, но… Я снимался в двух сериях. В шестой и девятой. А вышло всё так…»
Однажды, при посадке на боевом истребителе, я так приложился к земле, что, сделав повторный отрыв от посадочной полосы, «приземлился» на военной кафедре одного из лучших московских ВУЗов, а третье касание — прогрессирующий «козёл» — произвёл на ВПП ЦАК СССР им. В.П. Чкалова. Резон был через год уйти на «второй круг». Все перипетии, предшествующие такому решению, я опущу здесь, так как это такая драматическая тема, что не уложишь и в роман.
Как человеку военному, мне в первый же год доверили место в штабе студенческого строительного отряда. Студенты должны были в третий трудовой семестр возводить плотину на Енисее, строить Саяно-Шушенскую ГЭС.
В отряд набирали сильных в моральном и физическом плане, остроумных и музыкальных студентов, жизненным кредо которых была всеми востребованная функция — ВСЕГДА! Вот эти человеческие качества и понадобились Василию Ордынскому на съёмочной площадке Мосфильма. Вся творческая элита Москвы знала, что такие студенты учатся только в нашем ВУЗе. Обратились за помощью — мы не отказали. Большая часть наших студентов поступала из спецшкол, имела сильную общеобразовательную подготовку и готовиться к экзаменам начинала и заканчивала в день экзамена. Никого не удивляла фраза коллеги, примчавшегося неизвестно откуда за пять минут до входа в аудиторию: «Что сдаём?»
Ответ «китайский» — уверен — не повергла бы товарища в уныние. А сыграть на сцене — плёвое дело… Все прошли через СТЭМ (Студенческий театр эстрадных миниатюр). С тем на МОСФИЛЬМ и прибыли. Наслышанные о наших артистических способностях, помощники режиссёра сразу поставили нас в кадр, в двух словах объяснили, что они снимают и что мы должны делать. После первого прогона режиссер в каждом из нас увидел соответствующую фактуру из сценария и велел всем соответственно переодеться и загримироваться. Снимали мы сцену на Ростовском вокзале из шестой и девятой серий: «Телегин» и «Рощин», соответственно.

Конкретное место в романе «18-й год», Глава 10…

— Так, так, — твёрдо проговорил Рощин, — куда же уехала Екатерина Дмитриевна?
Тетькин развёл руками…
— Помнится мне, говорила, что едет в Екатеринослав…
Поезд на Екатеринослав отходил вечером. Рощин пошёл в зал для ожидания 1-го класса, сел на жёсткий дубовый диван, облокотился, закрыл ладонью глаза — и так на долгие часы остался неподвижным…
Кто-то, с облегчением вздохнув, сел рядом с Вадимом Петровичем, видимо, надолго. Сел и начал дрожать ногой, тряся весь диван.
Не отнимая руки от глаз, Рощин сказал:
— Послушайте, Вы не можете перестать трясти ногой?
Тот с готовностью ответил:
— Простите. Дурная привычка, — и сидел дальше неподвижно.
Голос его поразил Вадима Петровича: страшно знакомый, связанный с чем-то далёким, с каким-то прекрасным воспоминанием…

Рощин покосился на соседа. Это был Телегин. На нем был узкий френч и погоны подполковника.
Вадим Петрович знал, что Телегин в Красной Армии, и одет явно в чужое.
Телегин мог быть здесь только как большевистский контрразведчик. Что делать? Встать, уйти? Но Телегин растеряется, окликнет, выдаст себя… Как спасти?
Тогда Телегин проговорил:
— Спасибо, Вадим, — и пошёл к выходу, не оборачиваясь. Один поехал искать Катю, другой к Красным с чрезвычайным донесением.

Сколько вы читали этот отрывок? Пять минут? В фильме эта сцена не займёт и трёх минут… Мы снимали эту сцену 2(!) дня.
Все, кого вы увидите в этой сцене, в фильме были студентами Московского Ордена Ленина Энергетического института, не считая, конечно, М. Ножкина, Ю. Соломина и Е. Вольской, сыгравшей вокзальную девушку легкого поведения.

Выше я уже говорил, что первый, кто занялся нашей неорганизованной группой на площадке, был помощник режиссёра по сценарию. Сейчас я хочу
конкретизировать наши с ним отношения. Он, собственно, и прочитал отрывок из романа, представленный выше. Затем он рассказал, как будет работать массовка.
Группа беженцев будет сидеть на узлах там-то, в буфете будет разномастная группа людей, пьющая горячительные напитки, сильно курящая и громко разговаривающая, по залу с двух сторон пойдут два патруля с проверкой документов: белогвардейский и патруль союзников, какая-то группа будет возле касс, на скамейках будут сидеть ожидающие. По залу пойдёт, приставая к офицерам, девушка лёгкого поведения, кроме того, в кадр попадут просто проходящие по залу одинокие и пары.
После этого объяснения помреж попросил нас быстро подумать и решить, кто кем будет, примеряя на себя роль. Думали мы быстро, но наше распределение ролей совершенно не понравилось помрежу. Потому что мужская половина захотела в буфет, где можно пить и курить, а женская — в проститутки. Помреж объяснил, что девушка лёгкого поведения есть штатная и что это очень непростая роль и нашим нецелованным барышням с нею не справиться. Наши девочки вспыхнули и затаили обиду…

— Ишь ты, сказал тоже – нецелованные(?!)…

 

Потом нас построили полукругом в две шеренги, и помреж решил назначать на роли сам. У кого плохая память — посоветовал записать роль на
руке. Записали все — и у кого память хорошая, и у кого плохая. Разобравшись с ролями, нас передали костюмерному цеху. Тут зависли часа на три. Подгонка, брат… Товарищу с надписью на рукаве «офицер» дают китель, а он в нём тонет, хватают другого, с излишком массы тела — в самый раз, а того «дивеса» — в буфет, отъедаться.
Наконец всех одели. Как же преобразились наши девчонки! В аудитории и в глаза не бросаются в своих джинсах да свитерах, а здесь — глаз не отведёшь: грудь подчёркнута, талия тоже, ну и… женственность и прочее… Особенно я выделил Наташу Д.
По сценарию и решению помрежа, её должен был ангажировать мой друг и однокашник Костя Мельников, переодетый в белого офицера. Меня помреж увидел начальником патруля, проверяющего документы. Я посчитал, что такое распределение ролей несправедливо и решил с Костей договориться. Подошел издалека:

— Костя, тебе вон та девушка нравится? Зовут Марина… Смотри какая у неё шляпа, и вообще…
— Нравится, — отозвался Костя.
— Так давай ты с Мариной пройдёшь под ручку, а я с твоей, она на меня уже два раза посмотрела… Сама наверное хочет со мной сниматься.
— Согласен, — сказал Костик, — но Марина-то как?
— Да что она, сумасшедшая что ли? Пойти с офицером вместо этого гражданского повесы… Конечно согласится!
— А режиссёр?
— Да что, он запомнил что ли, кто с кем?
Я уже направился к Марине, когда помреж скомандовал «построение» в парах и группах. Когда он обвёл всех взглядом, то, к моему удивлению, и сам решил Костю приставить к Марине, наверное из-за роста, но, к моей досаде, к Наташе был приставлен штангист Андрей Кудрин… Ростом он был с Костю, но по сценарию на нём был цилиндр, в котором Андрей казался выше на полметра. Что поделать — со штангистом мне не совладать. Покорился судьбе и пошел к патрулю.
Помреж стал расставлять всю массовку по исходным местам и объяснил последовательность действий каждого после «отстрела» хлопушки нумератора… На всю эту подготовку к первому дублю ушли полдня… Помреж так увлёкся съемкой, что забыл, что мы хотим есть, и, когда он увидел в пятиминутном перерыве, что мы начали разворачивать и разрывать на части бутерброды, припасённые предусмотрительными девчонками, то отпустил нас в буфет на двадцать минут. Первым занимать очередь убежал Валера Заговора, но тут же прибежал назад с известием, что в буфете обедает «Афоня». Не сговариваясь, все рванули в буфет…

Бедный Леонид Куравлёв так и не пообедал. Вся наша массовка выстроились в очередь за автографом. Да мы и сами толком не поели. Рядом с любимым всеми актёром думать об обеде неуместно и двадцать минут пролетели незаметно.
Девчонки стали расспрашивать, в какой картине он сейчас снимается, да в каком павильоне, да не нужна ли ему хорошая массовка… «Афоня» еле ноги унёс … Так и отправился сниматься в «Безотцовщине» голодным.
Мы тоже получили нагоняй за опоздание. Все профессиональные актёры были уже на съемочной площадке. Помреж в который раз напомнил нам, что за чем происходит и кто за кем появляется в кадре.
— После того, как Рощин войдёт и сядет на скамью, — говорит помреж, — камера пойдёт по залу. Это сигнал к вашим действиям. Сначала камера захватит расписание поездов вместе с теми, кто возле неё будет… Вам необходимо максимально правдоподобно изобразить озабоченность в связи с тем, что поезда так редко ходят. Поощряются сдержанные переговоры исключительно по теме. Вся массовка в это время следит за камерой и медленно начинает выполнять действия по сценарию и только когда камера переходит на вас — все действия должны быть активны. После расписания камера схватит патруль. Вы медленно перемещаетесь по залу и проверяете документы у подозрительных лиц. Затем буфет. Там не очень громкий разговор, невесёлый смех, распитие напитков, все много пьют и много курят. Весь буфет в дыму… Там же промышляет путана…
— Понятно? — спрашивает помреж.
«Чё ж не понять, когда всё так просто», — скорее подумал каждый из нас.
— Ну, тогда — с Богом! Первый дубль. Ассистент оператора, хлопушку…
Мы напряглись…
— Мотор! — скомандовал помреж.
…И началось движение…
Я своему патрулю тихо скомандовал: «На месте шагом марш!» Затем: «Медленно в полшага марш!» (Сказывалась Борисоглебская выучка). Но именно мой патруль стал причиной первой остановки съёмки… У каждого патрульного на плече должна была висеть винтовка-трёхлинейка. Один мой патрульный решил оправиться и винтовку прислонил к колонне. Команда «Мотор» застала его врасплох. Он спешно потянулся за трёхлинейкой и недосхватил…. Она с грохотом упала на пол, да ещё отсоединился и отлетел штык… Валерка, конечно, винтовку быстро поднял и может режиссёр и не остановил бы съёмку, чего не бывает на вокзале, но на грохот все обернулись, чего, конечно, делать было нельзя. Нас же предупреждали: ни на что не отвлекаться.
Помреж сдержано ещё раз повторил свои требования и запустил второй дубль… Минуты три всё шло как по маслу: прошли патрули, к офицеру, сидящему одиноко на скамейке, пристала путана и игриво предложила «составить офицерику «Съчас-ст-те»… И вдруг «Стоп кадр»…
Помреж прошел в буфет и дал нагоняй за то, что находящиеся там устроили…
— Кто разрешал курить? — громко спросил он.
— Так, по сценарию, в буфете накурено, — несмело отвечал народ.
— Накурено — не значит, что вами. Спалите к чёрту студию! Пиротехника сюда…
Прибежал пиротехник и устройством, похожим на кадило, нагнал такого чаду, что многие из буфета слиняли… Похоже, плавилась канифоль, посыпанная опилками.

Опять хлопушка. Третий дубль… 3 минуты съемки — все штатно, 4 минуты — штатно… Телегин уже собрался уходить, как вдруг опять команда «стоп». Помрежа начало подбешивать наше раздолбайство…
— Какого чёрта вы заржали? — обратился он к группе возле расписания.
— Да вот он подошёл и спросил, когда электричка до Таганрога?
— И что, — распалялся помреж, — это смешно?
— Так ведь год-то 18-й, — конкретизировали будущие энергетики. — Какие электрички, когда паровозы…
Помреж даже дослушивать не стал, напрягся весь, но слов не нашел.
Потом была ещё остановка. В самом начале было сказано: патруль беляков и патруль союзников идут по одному маршруту-кругу, по часовой стрелке, но диаметрально противоположно. За такое короткое время съёмки дубля патрули встретиться не должны. Помните, как в анекдоте Никулина: два поезда из точки «А» в точку «Б» со всей дури понеслись навстречу друг другу.
Вопрос: когда они встретятся?
— Ответ Никулина — никогда!
— Почему?
— Не судьба…
Мы встретились! И, почему-то, лоб в лоб!
Образовалась пробка в центре зала, которая помешала работать проститутке… Валерка Заговора, воспользовавшись близостью к актрисе второго плана, сам предложил ей «составить ему счаст-т-те».
Тут уж заржали оба патруля! Помреж не находил слов, а только играл желваками, да злобно размахивал микрофоном.
Маршрут я изменил умышленно, очень хотелось «проверить документы» у Наташи Д. Ну надо же как-то обратить на себя внимание, пока она окончательно не досталась этому «цилиндру». Подойдя к Наташе со спутником, я так профессионально попросил предъявить документы, что она испугалась взаправду и не находила, что ответить. Попытался вмешаться её провожатый, но его я резко оборвал:
— А вами мы займёмся позже…
К моему удивлению, Наташа быстро оправилась от испуга и, приняв условия игры, произнесла:
— Господин унтер-офицер! Строго конфиденциально! Видите у стены тех офицеров? Все мы из контрразведки генерала Деникина. Стоит мне подать сигнал, Вас выведут во двор и расстреляют… за то, что к нам пристаёте.
Оба-НА!!!
Теперь уже я испугался. Умыла, так умыла. Не найдя, что ответить, я повёл патруль дальше. «А девушка-то с характером», — подумалось мне.
Такими же недолгими оказались четвертый и пятый дубли. В четвёртом «бабы», сидящие на узлах, зачем-то открыли зонты в помещении, а в пятом какой-то массовик забрёл в кадр прямо перед камерой, снимающей как раз Рощина. К этому времени помреж перегрел свои нервные тормоза и разразился отборной бранью начальника нашей гауптвахты:
«Новиков! Вы что, б…дь, настолько не уважаете Устав, нах…, и Наставление, нах…, что позволяете себе, б..дь, плевать на плац, извините за выражение, как ВЕРБЛЮД…»
Помреж выразился подобным образом. Мои патрульные после этой тирады застегнулись на верхние пуговки.
Помните сцену из фильма «Операция «Ы»? Идёт репетиция ограбления. Никулин и Вицин в отключке. Прибегает дружинник Моргунов.
— Стоп, стоп, стоп! — кричит репетитор. — Ты когда должен прибежать?
— Когда бабуля засвистит, — отвечает Моргунов.
— А она засвистела?
— Нет!
— Так какого же ты черта припёрся?
Всё в точности, как и у нас: интегралы берём, а запомнить, что идёт и за чем — ума не хватает. Я удивлялся и помрежу, и этим именитым и любимым артистам Юрию Соломину и Михаилу Ножкину, которые стойко переносили все тяготы работы с бестолковой массовкой и спокойно начинали всё сначала. Дубль за дублем. Играли они великолепно, и я был счастлив хоть три минуты фильма быть с ними в одном кадре, дышать одним воздухом на одной съёмочной площадке. Это, конечно, дорогого стоит. А с другой стороны, они же играли офицеров! А у нас в Уставе предписано — стойко переносить…

На следующий день мы уже пришли, как профессиональные артисты. Знали во что одеться, куда и когда ходить, что говорить. Собрались на полчаса раньше и всей гурьбой потянулись в буфет попить чайку. На этот раз там, на свою беду, перекусывал любимец всех женщин Игорь Старыгин. Девчонки забыли про чай и до «третьего звонка» от него не отходили. Брали по три автографа: себе, сестре (подруге) и впрок.

Девчонки вмиг узнали, что снимается он у Александра Зархи в фильме «Повесть о неизвестном актёре». Оказалось, что большинство девчонок не пропустили ни одного его спектакля в ТЮЗЕ и у Марка Розовского в театре «У Никитских ворот».
Потом доставали его вопросом: трудно ли переучиться с «Динамики и прочности машин» на артиста кино? Он им что-то весело отвечал, и они были счастливы.
Второй съёмочный день был короткий. Подчищали явные ляпы. Кто-то выставил транзисторный приёмник на стол в буфете (1918-й год!) и он попал в кадр, да так, что и не вырежешь. Второй план там отлично получился. Ну и тому подобное.
Пользуясь затишьем, я вовсю занялся Натальей. Собрал о ней справки. Узнал, что она круглая отличница, идёт на красный диплом, но совершенно этим не кичится и запросто может прогулять лекцию, если с хорошей компанией. Любит книги, прочитала все тома «Всемирной литературы», любит ходить в музеи и театры. Вот тут я поле деятельности и узрел. Дело в том, что в те годы в театр попасть было не просто. Только в МЭИ учились 25 тысяч студентов и две трети из них были театралами. Умножить на полсотни вузов и… билета вы не достанете никогда.
Театры были поделены по зонам. Например, ближайшие к МЭИ были: театр Гоголя, «Современник», Советской Армии. У МАИ — северная сторона Москвы и по Тверской до «Сатиры», У МГУ – КДС (Кремлёвский дворец съездов) и ЛенКом и т.д. Это значит, что билеты в «Современник» на 50 процентов выкупали МЭёвцы, а потом менялись с МГУ на КДС и с Бауманкой на Малый. Как МЫ и ОНИ выкупали эти 50 процентов билетов? Просто «ломали очередь». 10 человек, меняясь с вечера, держат живую очередь, а когда касса открывалась, подгребали ещё человек 30. Ну, естественно, они все «стояли» впереди. При таком раскладе чужакам, стоявшим сзади, если и доставались места, то где-то за колоннами. Я сначала не верил, что в этой деятельности нет коммерческой выгоды, но потом убедился – действительно, только фанатичная любовь к театру.
Вскоре и сам втянулся в театральную тусовку и стал в плотные ряды столичных «клакеров». Я этого слова тоже до поры не знал, а пришлось узнать. Дело в том, что были театры, в кассах которых билеты почти не продавались, а распространялись, например, через Интурист. Ну, это, прежде всего, Большой. Как туда попасть? Сложно. Но можно. Один из примеров. Как-то комитет комсомола МЭИ пригласил труппу хореографического училища при Большом театре выступить на сцене нашего Дома культуры. Надо сказать, это не простой ДК, габариты, акустика, свет и вся механизация сцены были на самом современном уровне, поэтому выступать там не брезговал никто. Долгое время потом руководил этим ДК Владимир Маркин. Помните? «Я готов целовать песок, по которому ты ходила».
Ну да, я отвлёкся. Приехали выпускники с дипломным спектаклем-балетом «Копелия». Если бы мне в Борисоглебске кто-то сказал, что я без принуждения пойду смотреть, а потом полюблю балет, я бы подумал, что товарищ хочет меня обидеть. Но это произошло. И даже в очень короткие сроки.
Мы так тепло встретили и проводили «Копелию» с Ириной Пяткиной в главной роли, что стали получать контрамарки на спектакли с участием наших новых друзей. Ирина сразу по получении диплома была принята в труппу Большого, и первую контрамарку я получил от неё. Что такое контрамарка? Это тот же билет, только на свободное кресло. Но получение контрамарки в чём-то и обязывает получателя. Количество контрамарок, которые могли быть выданы артисту для приглашения на спектакль родных и знакомых, зависело от величины самого артиста: начинающий – 2-4 контрамарки, заслуженный — да хоть 20.
Получивший заветную контрамарку должен был (по умолчанию) как-то обозначить своё присутствие в зале, в благодарность поддержать артиста, ну, понятно, овацией… А это много значило для артиста, особенно начинающего и пока никому неизвестного. И это нормально.
Балет не каждому дано понять. Вот наградили знатную доярку путёвкой в Москву, а в путевке посещение спектакля в Большом. Откуда ей знать, когда хлопать? Вот сделал танцовщик, к примеру, PASS DE CHAT – прыжок кошки, или Pass de ciseaux — ножницы, мы, зная, что это трудно и не каждый сделает, тут же хлопками отмечаем – мол, заметили и ОЦЕНИЛИ! Отрабатываем контрамарку.
Или вот вращения танцора вокруг вертикальной оси. Один поворачивает всё сразу: и ноги, и торс, и голову. А другой сначала торс, потом ноги и только потом голову. Голова максимально задерживается, фокусируется на предмете и когда уже не повернуться невозможно, с удвоенной скоростью догоняет тело, перегоняет и опять цепляется за ориентир. Один танцовщик сделает десять оборотов, а наш – пятнадцать! Поймёт это доярка? Вот пилот, небось, поймёт, что значит потерять ориентацию в пространстве от этих вращений.
Доярка видит, что солидные люди хлопают, и давай тоже хлопать. А если в зале пятьсот доярок? Это уже овация!!! А тут ещё наши «АЛЬТЫ»: «БРАВО, БРАВО!» … — Это ТРИУМФ!!!
Вот что такое «КЛАКА» и её место в искусстве…
Таким образом, мы пересмотрели все стоящие московские постановки и, за неимением времени, часто прибегали в театр даже в конце второго акта, перед выходом любимого артиста, «делали ТРИУМФ!!!» и так же быстро ретировались на учёбу и службу. И это всё было не спонтанно, не пущено на самотёк. На нашем факультете этим занимались кандидаты наук, влюблённые в театр и во всех актрис сразу М. Синящек и А. Попов. Их указания выполнялись беспрекословно. Вот этой моей возможностью я и воспользовался, когда пригласил Наташу в Большой. Она до последнего не была уверена, что у меня получится и была так благодарна, что не «заметила» моего первого поцелуя в тёмной ложе, а когда в перерыве нас пустили в буфет для артистов и мы поздравляли Наденьку Павлову с днём рождения — «не заметила» и второго…

Собственно, балет я полюбил потому, что в нём была Павлова. Она нереально порхала над сценой и я, как начинающий пилот, мог её полёт сравнить с Юнкерсом-87. И это не ради красивого словца. У Надежды была «отрицательная» растяжка, то есть более 180 градусов относительно горизонта, точно так же было установлено крыло на Ю-87. Вот потому она и летала над сценой. Друзей очень веселило моё сравнение, но термин в наших кругах прижился. Даже если Павлова с Гордеевым и не оставляли нам контрамарки, мы всё равно устраивали им такую ОВАЦИЮ(!!!), что кони в колеснице Аполлона на крыше Большого начинали «бить копытами»…
Кроме Надежды Павловой нашими кумирами были: Н. Бессмертнова – великолепная в «ЖИЗЕЛИ», Л. Семеняка – непревзойдённая Одетта и Одилия… Про них говорили: богом отмеченные балерины. Так же хороша была и мужская половина труппы: В. Гордеев, М. Лиепа, М.Барышников, В.Васильев, А. Годунов — все они создавали в танце такие образы и так на меня действовали, что я выходил из театра, как из церкви.
А музыка! Что делала со мной музыка! Бывало, нет свободного места, сколько не ищи, но «клака» знала все закутки зала. В Большом из партера к оркестровой яме ведут три ступеньки. Вот их-то и засиживали «безбилетники». Сцены, конечно, не видно, да и чего на неё смотреть, когда ты на спектакль двадцатый раз пришёл. И так знаешь, что происходит на сцене. И вот ударили литавры, да подхватили духовые, струнные, смычковые… И не видишь ты музыкантов, а плакать хочется от их музыки, а то — смеяться… Инфразвуки, брат! Мистика!

СКБ КТ

Наташа так быстро составила мне компанию во всех моих делах, как будто только и ждала, кто бы её вытащил из-за стола с учебниками. Её мама — Ева Александровна — начала замечать перемены в дочери и боялась, не вступила ли та в какую секту. Опасения были, конечно, не напрасны. Кроме театральной, в жизни Наташи прибавилось Студенческое конструкторское бюро космической техники, куда я её привел, чтобы видеться чаще, и аэроклуб. Другими словами, всё то, чем заполнена была моя жизнь.

В конструкторском бюро создавался Первый искусственный спутник Земли (студенческий). Задача была не из простых. Военные, предоставляющие нам место на носителе, объявили такие жёсткие требования к нашему изделию, что КТН В.В. Баранов, руководивший бюро, по-моему, домой не уходил. Первое. Нужно было уложиться в сроки, иначе ракета уйдёт и без нашего спутника, а его место просто заполнят балластом. Второе. Ничего не оставлять за собой на носителе. И третье, и главное: ни на грамм не превысить согласованную массу изделия. Спутник нам был нужен «до зарезу» — проводить с ним лабораторные работы на соответствующих кафедрах — декодировать сигналы Нашего «Изделия», летающего по орбите вокруг земли, «разговаривать» с ним. Его очень ждали и радиолюбители. Я уже не говорю о престиже МЭИ…

В создании спутника бок о бок трудились студенты и аспиранты многих факультетов МЭИ. «Энергомаш» отвечал за «железо», конкретно я отвечал за антенны КВ-диапазона.

Конечно, для реализации своей задачи за основу я взял имеющиеся аналоги (слава Богу, мы в космосе с пятидесятых годов). Лента из проводника с памятью формы накручивалась на катушку и фиксировалась хомутом. При сигнале пиропатрон разрушал хомут и лента, раскручиваясь и одновременно сворачиваясь в трубку, выбрасывала катушку в космос.

Студенческий спутник

В 1976 году по постановлению Правительства СССР в МЭИ было создано студенческое конструкторское бюро космической техники (СКБ КТ), в котором началась работа по созданию учебно-экспериментального искусственного спутника Земли (ИСЗ). Конструкторский отдел СКБ КТ МЭИ был сформирован под руководством декана ЭнМФ А.Е.Булкина и доцента кафедры ОКМ В.В.Баранова. 28 октября 1978 года был осуществлен запуск одной ракетой-носителем трех спутников Земли «Радио-1″, «Радио-2» и «Космос-1045Е».

Кажется, всё просто. Вон они — на фото торчат в разные стороны. Аналог-то был, но его в исходном виде не впишешь в нашу компоновку — габариты не те и масса… Приведя Наташу в КБ, я оставил себе кульман, а ей поручил расчёты.

28 октября 1978 года НАШ ИСЗ занял своё место на околоземной орбите, о чём «ДОЛОЖИЛ» нам посредством «моих» антенн.

Думаю, у нас всё получилось, если нашу работу отметили и в Федерации космонавтики, и в ЦК ВЛКСМ, и на ВДНХ СССР.

Журнал « Техника молодёжи» № 6 за 1980 год писал:

«… Но теперь, когда космонавтика успешно развивается, студенты стремятся к гораздо большему. Им хочется заняться конкретным делом, поработать с настоящей космической техникой, создавать спутники и ракеты своими руками.

Реально ли это в наше время, когда космическая техника все еще остается уникальной, крайне дорогостоящей? Дать положительный ответ на эти вопросы сумели студенты двух московских институтов: авиационного и энергетического. 26 октября 1978 года, накануне 60-летия комсомола, на орбите зажглись две студенческих звезды — искусственные спутники Земли «Радио-1» и «Радио-2», не только разработанные, но и изготовленные, испытанные и подготовленные на космодроме к запуску руками студентов».

Через 25 лет(!) зажглись «Звёзды» и на наших пиджаках.

Наш спутник выставлялся и на ВДНХ СССР.

 

 

 

 

---

 

 

 

Аэроклуб

Первоначально я планировал использовать МЭИ как «аэродром подскока» и через год уйти на «второй круг» — закончить Борисоглебское училище лётчиков. Такая была договорённость с Командующим ВУЗ ВВС Героем Советского Союза генерал-полковником Горбатюком Е.М. Когда я пришёл к нему с просьбой о восстановлении, он дал мне телефон начальника Центрального аэроклуба СССР им. В.П. Чкалова — Комицина, сказал, что позвонит обо мне в аэроклуб сам и наказал вернуться к нему через год с лётной книжкой и положительной лётной характеристикой для окончательного принятия решения.

В Аэроклубе я встретил знакомую дружескую атмосферу: строгого, но внимательного командира 1-го самолётного отряда Ю. Постникова, его зама С. Лушникова, прекрасного инструктора Полянецкого Б.Г., который сочувственно отнёсся ко мне и, дав совсем небольшую программу переучивания, выпустил самостоятельно.

Борис Григорьевич в аэроклубе летал на любой авиатехнике, которая там была: был на ходу Z326 (Злин) — летал на «Злине», любая модификация Як-18 — летал на ней. Соответственно, вывозил и экипаж.

Человек он был настолько спокойный, что я удивлялся, как ему удаётся подготовить курсанта к самостоятельному полёту без «Методики» Борисоглебских «шкрабов»?

(Помните: «… Я тебя «матом» прошу, снижайся…!» И жесты…)

А к Борису подойдёшь за замечанием — он улыбается…

— Посмотри, — говорит, — на ту высотку, что под четвертым разворотом (летаем-то в черте Москвы). Ты на ней телевизионные антенны видишь?

— Вижу, — говорю…

— Странно, а я думал, они на твоих колёсах… И смеётся…

Понятно. Слишком снизился от третьего к четвёртому развороту. И стыдно…

Смешно вспомнить. Во время первого полёта на Яке у меня гостил мой друг и однокашник Витька Петров. Я ему перед полётом пожаловался, что из-за травы плохо видна точка начала выравнивания, так он прокрался на полосу и лёг на «точку». Я после четвёртого понять не мог, что там лежит… Может — думал — предыдущий кого-то винтом срубил…

Витька за посадку поставил мне четвёрку. Высоковато, говорит, выровнял.

Вот в это самое время и начались у меня более чем дружеские отношения с Наташей. Оставался только аэроклуб, куда она не пошла вслед за мной и я её туда привёл. Перед самостоятельными полётами нужно было прыгнуть с парашютом, и я пригласил её поддержать меня морально. Откуда ей было знать, что для меня этот прыжок далеко не первый. Для меня же вся значимость и прелесть прыжка заключалась в том, что я парил на высоте птичьего полёта и даже выше — над МОСКВОЙ! В это время на южной стороне аэродрома за Москвой-рекой стояла ещё деревня Строгино (видна на фото), но уже вовсю гремела шедшая на смену частных домишек многоэтажная застройка, которая потихоньку съедала деревню. По-видимому, частные дома уже отселили, потому что начали они гореть почти все одновременно – конечно, постарались хулиганы. Дымы поднимались высоко и в полётах казалось, что я лечу над районом боевых действий… Именно над деревней пролегал маршрут от второго к третьему развороту.

Наташа, наблюдавшая за моим прыжком, излучала восторженность, и я подумал, а не приобщить ли и её к авиации, увлечь небом.

Ну, какая девушка устоит перед искушением приобщиться к крылатому племени? В 1976 году в сборной команде СССР по высшему пилотажу большая часть была женской.

Учитывая сильный, неуёмный характер моей девушки, у неё бы получилось. Наташа зачастила со мной в аэроклуб, садилась в тренажный самолёт, и я с особым удовольствием рассказывал, зачем в кабине вот эта «пимпочка» и что произойдёт, если на неё нажать. При этом я был на вершине счастья…

Когда Строгино застроили, аэродром стал выглядеть так.

А так планируется! Авиация больше не нужна…

Постепенно вся авиация ЦАК СССР ИМ.ЧКАЛОВА переместилась на аэродром «БОРКИ» возле горда Савёлово на Волге.

Иносказание

Не застраивай лётного поля,

Хоть пустынно и голо оно.

Не застраивай лётного поля,

Ведь другого не будет дано.

Пусть жалеет, сочувствует кто-то,

Пусть другим твоя бедность смешна,

Но тебе для разгона, для взлёта

Только ровная местность нужна.

                                В. Шефнер

Через год, как и договаривались, с лётной книжкой и характеристикой я опять пришёл к генерал-полковнику Горбатюку Е.М., но, в связи с ухудшением состояния здоровья, он ушёл с этой работы, а через год умер… Вечная ему память!

Люди, пришедшие на смену, ничего не знали о нашей договоренности и участия в моём вопросе не приняли. Приходите завтра… И я остался летать в аэроклубе. Цель одна: попасть в Сборную СССР по высшему пилотажу, тем более, что главным тренером Сборной был мой однокашник, выпускник Борисоглебского военного авиаучилища — легендарный Касум Нажмудинов. (На фото Сборной второй справа).