Материал был написан еще до того, как ученые поставили точку в этих исследованиях.
Пятого августа 1944 года, в беседе с Кейтелем, Риббентропом и румынским маршалом Антонеску Гитлер в весьма туманных выражениях говорил о новых четырех видах оружия. О трех из них теперь знают все: это крылатый реактивный снаряд «Фау-1», ракета «Фау-2» и атомная бомба. Мы никогда не узнаем точно, что же имел в виду фюрер, упоминая четвертый вид оружия. Единственная наводящая фраза из его речи звучит так: «…следующий этап приведет к возможности расщепления самой материи и вызовет невиданную катастрофу».
События, о которых мы вам хотим поведать, разворачиваются сегодня в Самаре и Новосибирске. Они могли были иметь место и в Германии 60 лет назад. Возможно, сейчас США или Китай уже знают о русской физике и пытаются сами проводить исследования и эксперименты.
Работы ведутся буквально на грани фантастики. Сверхсветовые скорости и арифметика, в которой два плюс два равняется двум. Расстояния в миллиарды световых лет и такие малые, при которых изучается «комар», а обычный миллиметр при этом растянут до расстояния от Земли до Солнца. Вычисляются энергии взрыва звезд, складывающиеся из «писка» таких «комаров».
За исследованиями видится не только победа над энергетическим кризисом. Гораздо ближе — грандиозный гриб взрыва. Если, конечно, взрыв такой мощности будет выглядеть именно так. К счастью, пока никто этого не знает.
Сельский дом, Фарм-Холл, Англия, 6 августа 1945 года. Первым услышал новость страж немецких ученых, майор британской армии Риттнер. В последних известиях, зачитанных бесстрастным голосом диктора «Би-Би-Си», сообщалось, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба.
В 19 часов это же сообщение слушали все ведущие немецкие физики, находящиеся в заточении у союзников. Профессор Вернер Гейзенберг — нобелевский лауреат, один из самых прославленных физиков-теоретиков — не поверил ни единому слову сообщения и назвал его блефом. Первооткрыватель расщепления ядер урана Отто Ган позже вспомнит: показалось, что Гейзенберг либо шутит, либо играет в непонятную игру. Действительно, удивляться появлению атомной бомбы у американцев было глупо. Нужно было поражаться другому: почему у Германии до сих пор нет ядерного оружия?
В 1939 году Германия далеко обошла другие страны в ядерных исследованиях. Надо ли говорить, что и американскую бомбу делали немцы? Волна эмиграции из Германии в Штаты унесла с собой более половины цвета немецкой физики. Но и оставшаяся половина не могла не сделать атомной бомбы. Почему и кто остановил немцев на финишной прямой к ядерному оружию?
Одной из причин называют ошибку профессора Боте, когда он забраковал графит, как замедлитель нейтронов и рекомендовал использовать тяжелую воду. Производство тяжелой воды — трудоемкий и дорогой процесс. Это сильно затягивало работы по производству урана-235 — ядерной взрывчатки. Однако расчетов Боте никто не проверил. Кроме Гейзенберга.
Однажды, в коридоре Лейпцигского университета доктор Багге повстречался с сияющим от радости Вернером Гейзенбергом. Не в силах скрыть свое торжество, профессор затащил Багге в кабинет и похвастался, что ему только что удалось разрешить проблему стабилизации цепной реакции с медленными нейтронами. Багге и не заметил тогда, что в расчетах Гейзенберг использовал параметры не тяжелой воды, а графита.
В последующие годы происходит нечто совершенно невероятное. Плодовитая на публикации и отчеты лаборатория Гейзенберга не выпускает ни одной статьи и даже простого отчета о проведенных исследованиях. Секретность работ по созданию ядерного оружия здесь ни при чем. Отчеты не появлялись и в секретной форме. Гейзенберг использует пластины металлического урана вместо урановых кубиков, которые работают более эффективно в реакторе на медленных нейтронах. При этом в качестве замедлителя используется тяжелая вода, которой катастрофически не хватает, ведь завод по производству дейтерия в Норвегии взорван англичанами. Но о графите Гейзенберг даже не вспоминает. И, что самое интересное, нобелевский лауреат прекращает всякие прения по вопросу о случайных величинах в квантовой механике. Но об этом разговор особый.
Никто не знает, когда Гейзенберг встретился с Гитлером. Сделать это для него не составляло особого труда, ведь семья Гейзенбергов дружила с семьей Гиммлера. После встречи с фюрером Гейзенберг получает высший приоритет для своей работы, а ядерной бомбы так и не создает. Чем же так упорно занимался Гейзенберг?
Самарский физик Z комментирует это так. «К устойчивым фотонным структурам нас привело как раз размышление о роли случайности в квантовой теории. Решение лежало у всех на виду, и Гейзенберг не мог его не видеть. Работы он, по-видимому, начал, но есть сведения, что после встречи с Нильсом Бором физик полностью пересмотрел свои политические и нравственные позиции. Гитлер не должен был получить новое сверхмощное оружие.
Саботаж работ организовать было не трудно — слишком сложна сама проблема. Хотя, на первый взгляд, все выглядит довольно просто. Полностью объяснять нет смысла — пришлось бы начинать прямо с роли Бога в сотворении мира. Одна из идей оказалась настолько плодотворной, что ее удалось записать языком математики. В чем суть самой идеи? Вам нравится возникновение материи из ничего? Нет. Мне тоже, но с этим пришлось считаться. К тому же, мы как-то обошлись без Бога. А это приятно. По сути, и идея-то «с бородой». Высказана она еще Анаксагором. Приложили руку Кант и даже не модный ныне Энгельс. Очень многое сделал в этой области академик Зельдович. Мы только развили идею».
Случайные величины в квантовой механике физикам очень не нравились. Хотя все решения велись с использованием волновой функции, которая принципиально не дает точного результата. До сих пор выходят более двадцати научных журналов, в которых обсуждаются случайность в квантовой механике. И это только в одной Германии.
Инициатором грандиозной дискуссии был Альберт Эйнштейн, который говорил, что Господь Бог не играет в кости. В полемику были вовлечены ведущие физики мира, а уж к мнению Гейзенберга прислушивались все.
Теперь есть основания полагать, что еще в 1942 году Гейзенберг получил некоторые результаты. Решение проблемы случайностей привело его к субъядерной бомбе. Той самой, про которую говорил Гитлер.
Через сорок пять лет после взрыва в Хиросиме самарские физики были приглашены на совещание, которое проводилось на 6-метровом телескопе Академии наук. Там они сделали доклад о фундаментальных константах. А через несколько дней, 17 марта 1989 года появилась математика для совершенно новой физики. Эта теория объединила классическую физику и квантовую механику. Случайность в теории стала ее необходимым условием.
Работа велась обвальными темпами на протяжении трех лет: международные симпозиумы, конгрессы, признание коллег. Наконец были получены интереснейшие результаты по структуре нуклонов. В этом же году были прекращены всякие публикации по данной тематике в зарубежной печати. Структура нуклона может быть разрушена с выделением огромной энергии. Субъядерная или нуклонная бомба отчетливо проявилась за скупыми физическими формулами.
«В номере отеля, — рассказывает Z, — меня поселили с физиком из университета Миннесоты. К моей радости это был наш человек, россиянин, девять лет назад покинувший Советский Союз. Постепенно разговор перешел на физику. Он попросил меня подробнее рассказать об устойчивости нуклонов. Я записал уравнение баланса. После внимательного изучения он задал мне вопрос о том, что произойдет, если вот этот фотон убрать из нуклона. Я предложил ему посчитать самому. Это нетрудно. Через минуту он воскликнул: «Боже мой! Ведь это же почти полная энергия!» Я довольно улыбался.
Только в Самаре я заметил, что дискета, на которой хранил нужные мне материалы, скопирована дважды, хотя из чемодана она не доставалась вообще».
Из формул следовало, что водородная бомба — игрушка, в сравнении с нуклонной. При определенных условиях взрыв может вызвать цепную реакцию и тогда все вещество планеты Земля будет превращено в излучение.
Физиком Z комитет госбезопасности заинтересовался в 1988 году. Майор Андрей К. быстро сориентировался в обстановке и доложил руководству. А руководство в это время менялось, как перчатки. Сам же Андрей был того самого набора, когда чистка в органах привела туда молодых и знающих ребят. Как правило, с техническим или естественнонаучным образованием. Всеми силами он помогал Z. Государство оставило решение этого вопроса до лучших времен, но пришли времена коммерсантов.
«Первым нашу группу купил Анатолий Г. — коммерсант средней руки, — рассказывает Z. — Поскольку прибыли мы не приносили совсем, то я долго думал, что же ему нужно на самом деле. Ведь не наука же. Однажды я заметил, как он важно сидит на одном из наших совещаний с физиками Москвы и Питера. Как вальяжно похлопывает по спине маститого профессора и обещает, что денег хватит на все. Очень жаль, что я не придал тогда значения честолюбивым пристрастиям бизнесмена. На одной из международных встреч, которую Анатолий Г. субсидировал, я имел неосторожность затмить своей персоной имидж коммерсанта. Через неделю нас выбросили на улицу».
«Ничего против Z не имел и не имею, — сказал Анатолий Г. — Просто человек не понял, что бизнес — занятие тяжелое. Я тоже окончил технический ВУЗ и иногда мне становится обидно, что Z занимается любимым делом, а я вынужден разбираться с должниками, рэкетом, вникать в эту дурацкую бухгалтерию. Не скрою, общение с ученой публикой приносило мне истинное наслаждение. А причиной увольнения группы Z было просто печальное финансовое положение фирмы. Как видите, мы и сейчас едва сводим концы с концами».
Какой смысл сегодня рассказывать о мытарствах ученых. Плачут все. Мы окунулись в тяжелые времена становления капитализма. Времена накопления капитала. Ждем помощи от Запада. Светлые головы мерзнут, мокнут или потеют в очередях за билетом в Нью-Йорк. Женятся на тамошних девках. Наверное, только такой и может быть помощь Запада. Однажды фортуна улыбнулась и группе Z.
«Год назад, — рассказывает Z, — на совещании в Академгородке Новосибирска нас попытались купить люди из Кувейта. На совещании присутствовали все ведущие программу физики. Нам сулили золотые горы. Чуть ли не по дворцу для каждого. После двух лет мытарств в поисках финансирования мы были готовы на все. В нас атрофировалось даже чувство с детства вбитого патриотизма. Иногда мы стыдились посмотреть друг другу в глаза. Но внезапно кампания окончилась. Насколько я понял, в дело вмешался человек из органов. Наверное, все тот же самый Андрей К. Теперь и не знаю, спасибо ему сказать или проклинать. Постепенно все как-то образуется и встает на свои места».
Добавим, что «образуется и встает на места» не за счет государства. Все права на разработку скуплены частным лицом.
Почему западные бизнесмены так охотно вкладывают деньги в науку? Честолюбие свойственно всем людям, но люди большого бизнеса научились удовлетворять его несколько иными и более простыми способами. Это элитарные клубы, казино, дорогие круизы. Вложение денег в науку в реалиях развитого капитализма становится необходимым условием выживания. Механизм необходимости прост. Развитой капитализм характерен изобилием качественных дешевых товаров, жесткой конкуренции на рынках сбыта и отсутствием кризисов перепроизводства.
После того, как устойчивое производство запущено и удовлетворены личные амбиции капиталиста, появляются лишние деньги. Их надо вложить. Выгоднее всего инвестировать свое же производство, но это может вызвать перепроизводство товара и снижение его рыночной цены. Можно вложить деньги в банк. Но проценты по вкладам будут не так велики и послужат развитию других предприятий. А вдруг, твоих же конкурентов?
Можно, конечно, увеличить зарплату рабочим. Но это повысит себестоимость товара и его рыночную цену. К тому же рабочие, имея деньги, раскупят этот же товар и снова нарушат равновесие на рынке, а денег на расширение производства уже нет.
Открыть новые производства удается очень немногим. Присвоить излишек денег — себе же дороже. Слишком крутые налоги. Ну, хоть выбрось деньги в окно. Но ведь и тогда их подберут нищие, не производящие ничего, а это прямой путь к инфляции.
Вместо нищих деньги отдают ученым. Налоговая система капиталистических государств это приветствует. Так что и при капитализме ученый болтается где-то между нищим и дворником. Хорошо, если хорошему ученому попадется хороший спонсор. Как правило, любой западный университет имеет спонсоров. Государство ученых не балует.
«Денег на науку Запад не жалеет, — рассказывает Z. — Да и денег там просто много. Один из конгрессов проходил на греческом острове Лесбос. Однажды мы решили пройтись по острову. Шли по дороге, тротуаров не было. Там они и не нужны — народ исключительно ездит. На своих машинах, разумеется. Некоторые даже останавливались и удивленно предлагали подвести.
Между Дворцом науки и местом на краю обрыва, где мы курили, проходила дорога. Устроители конгресса позаботились даже о том, чтобы мы эту дорогу переходили в полной безопасности. Как только мы появлялись на ступенях дворца, два полисмена останавливали движение транспорта, чтобы дать нам возможность беспрепятственно пройти к обрыву. После того, как окурки швырялись в пропасть, процедура повторялась».
Физик-теоретик Z живет очень скромно. Однокомнатная квартира слегка обставлена мебелью. Все никак не удосужится сделать ремонт. То времени нет, то денег. Времени нет всегда. Денег — перманентно. В период расцвета исследований купил плохонькую машину. Угнали. Не было денег не только на гараж, но и на стоянку. Z убежден, что не только скупой, но и бедный платит дважды.
Теперь вы сами видите, как легко купить нашего физика. Только помани пальцем, только пообещай, что будет сыт. Сам Z на такой оборот нашего разговора как-то устало кивнул головой и сказал: «Да, но это мой крест. Мне его и нести».
И несет, часто вспоминая слова своего знаменитого коллеги — Стивена Вайнберга: «Попытка понять Вселенную — одна из очень немногих вещей, которые чуть приподнимают нашу жизнь над уровнем фарса и придают ей черты высокой трагедии…»
Но с точки зрения роли Гейзенберга очень интересно.