Tweeter button Facebook button Youtube button

Комэска Щоткин

16 апреля 2012
Автор

print
Станислав Щоткин

Станислав Щоткин

В понедельник, 7 апреля 1975 года, курсанты 3-й эскадрильи прибыли на полевой аэродром Поворино для дальнейшей лётной подготовки на боевых истребителях МиГ-17. Была ранняя весна с вытекающими для полётов последствиями: полоса мокрая, казармы и учебные домики экипажей требуют капитального ремонта. Закипела работа по благоустройству лагеря под руководством ротного командования. Ни техников, ни лётчиков, ни самих самолётов на аэродроме не было. В перерывах между строительными работами нас занимал преподаватель кафедры политэкономии майор Стручков, дочитывая свои лекции. Мы готовились к экзамену по СВЖ — самолетовождению.

Стручков очень интересно рассказывал и о международном положении, и об обстановках в «горячих точках». Нам было очень интересно, ведь мы, по сути дела, современники событий. Рассказывал он и о войне «Судного дня» между Египтом и Израилем, о нашей военной помощи Египту и о том, что египтяне, к сожалению, не такие отважные воины, как вьетнамцы, и поэтому израильтяне безнаказанно облётывают египетские (советского производства) ЗРК на «Фантомах» и часто сбивают египетские МиГ-21 с египетскими же пилотами. А совсем недавно израильтяне бомбили предместья Каира. Им активно помогали американцы, используя авианосцы 6-го флота «Америка» и «Саратога».

Кстати, майор Стручков поведал, что и лётчики-борисоглебцы участвуют в боевых действиях на Синае («советники»). Одному из наших командующим 6-м флотом США обещана награда… А дело было так: израильские F-104 и «Миражи» с высот 50-60 метров бомбили египетские позиции и 75-й комплекс, обслуживаемый египтянами, был бессилен. Пользуясь безнаказанностью, израильтяне вознамерились разбомбить Асуанскую плотину, которую для Египта построил СССР. Дальше советское правительство терпеть не могло.

И вот осенью 1973 года над Тель-Авивом на высоте 22000 метров появился НЛО. Ни сбить его, ни хотя бы рассмотреть, ни американцы, ни израильтяне не имели никакой возможности — «Фантомы» и «Хоки» «отдыхали». Никто и предположить не мог, что у египтян (у русских) есть оружие возмездия. Только посвящённые знали, что это оружие имеет название МиГ-25. Стручков рассказывал, а мы слушали, раскрыв рты. Как мы гордились нашей авиацией!
— Парню было задание сделать всего один круг над Тель-Авивом, — продолжал Стручков, — но он сделал 6, а на обратном пути в Каир снизился до сверхмалых, включил фотоаппаратуру и прошёл над палубой «Саратоги»… Американцы были в шоке! Командующий 6-м флотом вице адмирал  Мартин так и сказал в эфир: «Ребята, что это было?!! Если у вас для этого парня не найдётся медали, я ему дам орден…»
Воистину говорят: когда бог наводил порядок на Земле, авиация была в воздухе… Вот бы увидеть этого парня! Кстати, сразу после этого в Белый Дом был приглашён наш посол, и его попросили о телефонном разговоре двух президентов. Никсон сказал Брежневу: «пора заканчивать свару между нашими приятелями…» Война «Судного дня» закончилась на следующий день… Вот вам и АВИАЦИЯ и её место в истории…
Так мы и жили в первые дни апреля такого теперь далёкого 1975 года. За неделю отремонтировали казармы, домики, благоустроили территорию, пора бы уж прилетать и инструкторам… И ОНИ прилетели!!! Во вторник 15 апреля утром мы лениво потянулись в умывальник, находящийся под навесом на улице, когда услышали быстро нарастающий гром! Я даже пригнулся от неожиданности, когда, казалось, прямо над крышей казармы пронеслась пара МиГ-17, за ней вторая… Все голяком и с босыми ногами высыпали на улицу! Творилось что-то невообразимое! Пары шли с интервалом в 3 минуты, проходили над казармами, взмывали вверх, распускались и вставали в круг на посадку… Мы как бешеные кидали всё вверх и орали от грандиозности увиденного. Я думаю, что на это и рассчитывали наши инструкторы, устраивая такое красивое шоу…
После обеда было построение и начальник лагерного сбора подполковник Здор представил нам командование 3-й эскадрильи и инструкторов. Не был представлен только комэска. Его пока не было в лагере. Мы уже начали летать с инструкторами, когда появился какой-то капитан, который сразу вызвал у нас кучу вопросов. Ну, судите сами: на построении подполковник спрашивает капитана, будет ли тот завтра летать и на какое время его запланировать. В армии такого не бывает! Что-то тут не так! Либо он чей-то протеже (например, Кутахова), либо он тот парень, о котором рассказывал Стручков, ну тот, с «Саратоги» — любимец адмирала Мартина.
Прибыл он как-то незаметно, но уже через день заполнил собою всю территорию. Отодрал всех работников столовой, выгнал всех «больных» из лазарета, отымел коменданта за противопожарную безопасность, переодел техников, обозначил дорожки и велел перекопать тропы. Возле крыльца дома инструкторов поставил двухпудовую гирю и по утрам забавлялся ею. Умывался шумно, с голым торсом, тогда как, например, старший лейтенант Смокило умываться ходил всегда в меховой лётной куртке с поднятым воротником. Умывался одной правой рукой, а левой придерживал борта куртки.
Наконец загадочный офицер был представлен нам, как командир эскадрильи. Этот плотно сбитый капитан, сверкая золотой фиксой, расставил всё по своим местам: курсанта вижу или в самолёте, или в классе подготовки к полёту, больше нигде; передвижения только строем и лучше без песни, а ещё лучше — вообще никаких передвижений. Петь и плакать одновременно вы у меня будете только в самолёте… «Рыжий» (Петров) стоя где-то сзади, тихо дополнял перечень наших свобод: …шаг в сторону – побег, почесался — провокация… Фамилия моя Щоткин, не путать со щёткой, и это для лётных книжек, а так — товарищ капитан! В увольнения не проситься пока не вылетите самостоятельно, а после того вам и самим не захочется.
Буквально через неделю Щоткин получил «майора». И мы ещё больше уверовали, что он «оттуда». Инструкторы нам возражали: «Да нет, харьковский он, его генерал Никонов с собой оттуда привёз. Рыжий в запальчивости повторял: «Какая на хрен разница: генерал, адмирал… Смокилу, небось, генералы за собой не таскают…»
На том и порешили — засланый! И от этого легче не стало.

Веники

21 апреля, понедельник. Парко-хозяйственный день — ПХЗ. Каждому звену нарезали участок работы. Начало было традиционным: прочёсывание ВПП на предмет удаления с неё многочисленных осколков — коварных посланий прошедшей Отечественной войны… Железнодорожный узел Поворино и теперь имеет стратегическое значение, а тогда это было направлением на Сталинград. И, если на Борисоглебск не упала ни одна бомба, то Поворино было буквально перепахано фашистскими бомбами. Пролежав 25 лет в земле, осколки истончились и представляли реальную опасность колёсам самолёта. Впереди, посредине ВПП, идет машина, а мы кидаем в неё найденные осколки. Но ПХЗ на этом не заканчивалось, и задача любого курсанта — не попасть под раздачу более «хлебных» мероприятий. Имея горький ряжский опыт, я на «бесплатный» сыр не вёлся, типа: «А нет ли среди вас художников?» Мои дружбаны — Рыжий с Кузей — тоже не велись. Но и Шкрабы стали более изобретательны: «Тут надо в дом пионеров…»

— Я! Я! Я! — сразу три идиота!

— Там нужно 30 ям выкопать под деревья. Панков, ты старший. Вперёд!
Наши ряды редели, а работ не убывало. И тут приходит замкомвзвода Дорофеев и докладывает, что на ту бригаду, что он возглавляет, не хватило веников.
— Так возьми, кого-то из этих и идите за вениками, — кивнул на нас Щоткин.
«Из этих» оказались: я, Рыжий, Здор, Кузя и АПА (Кузей-то двое — один Александр ПАлыч (АПА), другой – Анатолий Николаевич (Кузя, Босс).
В присутствии Щоткина нельзя показывать радости на лице — не должна служба быть мёдом, поэтому до ворот мы дошли равнодушно отрешённые, но за воротами как «дрыснули» по улице, что нас только видели. Затем поймали какого-то автолюбителя на «рыдване», сочувствующего солдатам, и на нём добрались аж до леса. Каково же было разочарование Здорика, да и нас, когда поняли, что веники сами по себе не растут, нужно найти, срезать, собрать и увязать. А при наличии тучи комарья… В общем, Здорик и словом сказал, и матом сформулировал. И мы с ним были солидарны.
Надо сказать, что дело было весной, и ещё рано было вот так — лечь и загорать, надо было чем-то заняться: выпить, например, но в лесу, где возьмёшь? Среди курсантов алкоголиков не было. Точно. Нас так пасли, что, вырвавшись, пили просто из протеста да из гусарства. Да и пили-то! Откуда деньги? Один раз купили бутылку «Фетяски» на шестерых, накидали туда стручкового красного перца — получилась перцовка. Такого говна никогда потом не пробовал. Но на то они и курсантские годы, чтобы всякого дерьма лизнуть. Как там у Чехова? Если висит ружьё, то… А у курсанта, если есть жопа, то на неё обязательно найдется приключение. Дело было на берегу Хопра. Внизу, возле лодки, ковырялись рыбаки. Видно было, что хотят сети ставить, а после зимы лодку ещё на воду не стаскивали. Тужатся вдвоём, а столкнуть не могут.
— У них должно быть выпить, а мы им стащим лодку, — сказал, как отрезал, АПА.
— Отцы, закурить не найдётся? — спросил АПА, когда лодка уже была на воде.
— Да за такую помощь мы и налить можем, — пообещал рыбак.
— Так может, мы на вёсла сядем? — предложил уже просто Кузя. — Люблю водные виды спорта!
Выпили по глотку, сели на вёсла, поплыли. Проплыли ровно 20 метров — и лодка ушла ко дну. Эти — на берегу — просто описались от смеха, когда мы вылетели из холодной воды. Только, пока не искупаешься, кажется, что в апреле загорать нельзя, а когда нужно штаны сушить, тогда можно.
Притащились к ужину с двумя мётлами, объяснили, что нарезали 57 мётел, да нарисовались лесники — и мётлы отобрали, да ещё обещали в милицию стукнуть за незаконный поруб. Странно, что поверили. Ну, сами подумайте, какая такая сила у пятерых здоровых курсантов могла отнять их кровные веники без серьёзной потасовки? Просто у Щоткина голова о чём-то другом болела, не до веников. После я Рыжего спросил: «Почему ты сбрехал, что 57, а не 50?»
— Вот если бы я сказал, что 50, Щоткин бы не поверил. Как он говорит? «Не садитесь мне на уши!»
Хрен его знает? Может оно и так.

Летаем на боевых

22 апреля – 105-я годовщина со дня рождения В.И.Ленина и день моего первого полёта на УТИ МиГ-15. Полгода не держал ручку управления – РУС. Очень сказывается. Взлёт с грунта на МиГе — отдельная песня… Конечно, против Элки – Л-29 — это уже серьёзная и мощная боевая машина, и прежних ошибок она уже не прощала. Подъем переднего колеса на скорости 170 километров в час. Тянешь-тянешь — а оно никак не поднимается. Потом переднее колесо попадает на кочку и — будьте любезны — задирает нос до 40 градусов! А самолет пошёл вверх — только успевай прижимать, а то потеряешь скорость, а дальше — сами знаете…
Инструктор любезно объясняет, что переднее колесо нужно поднять на 15 сантиметров и бежать так на двух основных стойках до отрыва. Кажется, чего проще? А попробуй. Ну, слава Богу, взлетел! И опять «вежливое» напоминание, что после 400 километров в час колёса не уберутся, да ещё этот кран уборки шасси с его нейтральным положением…

Родька один раз сделал «реверанс» перед полковником Мухой. На стоянке убрал переднюю ногу. Ну, это много позже. Спросите его сами. С удовольствием рассказывает и ржёт, особенно когда изображает, как Муха дар речи потерял. На кругу МиГ, конечно, инертней. Потерял 20 метров, потянул чуть-чуть, а он уже 50 метров набрал. Инструктор опять напоминает о двойных движениях: дал-взял.  Скажу только, что куртка комбинезона была реально мокрая после четырех кругов.
Но сколько было гордости! И счастья! Инструктор, конечно, пытался «подсластить» пилюлю. Я говорю: «Первый же полёт!» А он удивляется: «Как первый? Ты что же на втором курсе не летал? Ты, брат, это брось, ты переучиваешься, и я не собираюсь тебя 15 часов возить…» Мокеев, одним словом. Сам-то он летал аккуратно, чисто, и во всём был аккуратист. Не знаю, как бы в дальнейшем сложилась моя лётная биография, если бы через месяц Мокеев от нас не ушёл. Стал наш экипаж потом бесхозным. Как-то он с нами не сближался: в нас не лез, и в себя не впускал. Не то, что Лада! Мокеев ушёл в одночасье, с нами толком и не попрощался. Даже куда ушёл не сказал. А мне бы хотелось знать куда ушёл, даже теперь хотелось бы. Наверное, в строевой полк, скучно ему было с курсантами. Однако жизнь продолжалась. Она готовила и радостные, и горестные минуты…

23.04.75. Сегодня для нашего училища и для всех нас особенно торжественный день.
Сегодня нашему Борисоглебскому высшему военному авиационному училищу лётчиков наше правительство возвращает все завоёванные в боях и в мирной жизни регалии: Орден Ленина, Боевое Красное Знамя и имя Валерия Павловича Чкалова!
На основной базе – в Борисоглебске — грандиозные торжества. Сам Главный маршал авиации П.С.Кутахов вручал знамя, а ему ассистировали генералы Мороз и Одинцов.
Пусть теперь завидуют! А то Кача-Кача! На праздновании от нашего полка была первая эскадрилья. Они-то нам в деталях и красках всё и рассказали.

Друзья спрашивают: как ты всё это запомнил? Да не всё… Был у меня блокнотик… Помните, как у классиков: «…кинутся люди искать свои мебеля…». А пробелы в датах?
Значит, там ничего кроме… буков и не было, или я уже о событиях тех дней рассказал раньше. Курсантская жизнь, как тельняшка: белая полоса, чёрная. Сейчас напишу о чёрной.

26.04.75. Чёрный день. Хоть и суббота. Вообще, для курсанта в определённом смысле слова каждый день — суббота и воскресенье, кроме настоящих субботы и воскресенья. Тут все на виду, всё строем, все сообща. На дню — десяток построений. Что может быть хуже?
После завтрака разнеслась страшная весть. Мой земляк — Володька Кривдин — попал под поезд… Мы в шоке. Пробуем найти источник информации — всё сходится на медслужбе. Медсестра Валентина сказала, что 20 минут назад Щоткин забрал её шефа — майора Шаровецкого — и вместе с ним улетел в горбольницу, откуда был звонок. Вроде, с Кривдиным был кто-то ещё. Больше она ничего не знает.

Я и Волков в самоволке

Я и Волков в самоволке

Старшина быстро сделал проверку. В строю нет Кривдина и АПА. Налицо самоволка.
Кто из нас не ходил в самоволки? Ходили все. Но у нас в отделении, а то и во всём втором взводе, самоволок не было, или почти не было. Не спешите кидать в меня камни. Объясню. Вот конкретно мой случай. Знал, что должна приехать мама. Тут увольнение гарантировано. Но случилось так, что телеграмму мне передали после отбоя. А в ней сказано, что через час поезд прибывает. Откуда в это время в казарме ротный? Я зачитываю телеграмму сержанту Дядченко (Ковалёву, Дорофееву и т.д.) Решение принимаем сообща. В 23-00 я встречаю поезд, в 23-40 устраиваю маму в гостиницу, 20 минут ем её гостинцы и в 0-30 лежу в постели. Ну, какая же это самоволка, если знает всё отделение? Самоволка — это когда разрешил себе сам. Один.
Если бы меня в 0-30 не было в постели, то по оговоренному маршруту побежали бы 10 человек… И не дай Бог у меня не было бы внятных объяснений. Мы часто обманывали своих командиров, а они своих. И если этот обман не содержал подлости, то к нему относились, как к розыгрышу. Просто, щадя их нервы, не всё им говорили. Часто сходило с рук. В отношениях с командирами это считалось «условной нормой». Но если тебе друзья не подадут руки — хана.

Владимир Кривдин

Владимир Кривдин

И вот мы смотрим друг на друга, а ответа нет. Самоволка. Наконец, приехал Щоткин. Построил нас и, неожиданно сдержано, довёл до нас настоящее положение дел.
— Я вас предупреждал насчёт увольнений. Ну вот, один из вас не поверил мне. Теперь он на операционном столе, а второй — в пути на гауптвахту. Тайное всегда становится явным. Ещё раз говорю, что курсанту нельзя совмещать отношения с женщинами и полёты. Это даже офицеру трудно, а курсант должен каждую минуту быть нацелен на полёты, иначе он лётчиком не станет. Думаю, что Кривдину сохранят ногу, а вот летать он, по-видимому, не будет, да и второй — тоже.

АПА - Александр Кузнецов

АПА — Александр Кузнецов

Сашку АПА мы перехватили в пути на гауптвахту. И он рассказал, как всё было. Сашка и Володька дружили с девчонками. У одной был день рождения.
— Мы, — рассказал АПА, — и не собирались в самоход. Рассчитали, что рванем на товарняке до Борисоглебска, вручим подарок, и тут же, на другом товарняке, назад. Ну, самое большое — полтора часа. Что такое 30 километров? Думали, что за такое время не хватятся… Потом Сашка начинает плакать…
— Я, — говорит, — запрыгнул, а следом Володька. Ухватился он за поручни, правую ногу на ступеньку поставил, а левую не успел… Со всего маха саданул ею по железобетонному столбику, что через каждые 100 метров ставят. От болевого шока сорвался вниз…
Сашка вообще говорить не мог, от слёз заходился… Больше ничего от него добиться не могли. Потом узнали, что он Кривдина на себе до дороги тащил… А в больнице, когда сапог из операционной вынесли, АПА вообще впал в прострацию.
Ну, что сказать? Я запросто мог быть на их месте.
Но как повёл себя Щоткин! Каждый день заезжал, привозил фрукты, подбадривал, говорил, что ещё за Володьку поборется. Володьке отняли палец, но, наверное, он бы летал, если бы Щоткин не ушёл в академию. Всё-таки комэска был человечным.

3.05.75. Опять суббота и опять субботник. Слава Богу, послали в Рождественское с киномехаником обменять фильмы. Привезли «Парижские тайны». После обеда — баня.
Строились что-то долго. Мимо проезжал водовоз Иван — Родькин земляк на своей сивой кобыле Ивановне. В нашем лагере не было своей воды, лагерь был летний и сверлить скважину не было смысла, да и дорого. Вместо этого лагерь содержал вот эту экзотическую пару. Послушать Родю, так выходило, что две третьих численности училища — его земляки — из Брянска. Родя остановил Ивановну и гладит ей за ухом. Михалёв подкалывает: «Что? Ивановна тебе тоже землячка?»
Вышел на крыльцо Щоткин. Начал пенять Ковалёву:
— Какого хрена вы ещё здесь?
— Не на чём вести бельё, — сетует Ковалёв.
— Лошадём (именно так) везите!
Сказано-сделано. Скинули нахрен бочку, погрузили бельё, да ещё человек пять забрались на бричку (так своё транспортное средство называл сам Иван). Как Ивановна ни тужилась, такой вес взять не смогла. Ковалёв согнал «сачков» с телеги, но Родя сидел на козлах с вожжами и кнутом, и на него махнули рукой. И вот, по городу громыхает бричка, управляемая курсантом — ещё то зрелище!
Надо сказать, что и основной возница Иван — личность тоже живописная. Детдомовский, всегда в кармане рядом с военным билетом свидетельство о начальном образовании. Очень им гордился. Родя говорил, что Иван уже третий год служит. Весь его призыв давно уволился. Он же — прикомандированный. А в части поди и забыли про него. А что ему, плохо? Вода в столовой — привозная. А он только столовую и обслуживает. Стало быть, и сам он, и его Ивановна — на реактивном пайке. Я никогда не видел, чтобы Ивановна жевала сено. Сам ей 100 раз хлеб и сахар скармливал. В благодарность она своими мягкими губами трогала меня за ухо… Иван был неразговорчив, но не угрюм. Вернее сказать, неразговорчив избирательно. Со своей сивой кобылой он любил поговорить. И не поймёшь, бывало, то ли мат у Ивана для связки слов, то ли слова для связки мата. Но Ивановна его отлично понимала и только ему и подчинялась. Из командиров над ними только Родя, да вот ещё Щоткин. Не факт, что Иван второго боялся больше.
Забегая вперёд, расскажу трагикомичный случай, слава Богу все живы!

Аэродром Поворино. Гера Егоров выскочил из горящей кабины за секунду до срабатывания катапульты

Аэродром Поворино. Гера Егоров выскочил из горящей кабины за секунду до срабатывания катапульты

Помните, осколки на ВПП… Один, таки, пропорол на взлёте пневматик. У Геры Егорова это случилось. Тот взлетел и тут — взрыв! Тряска! Он подумал, что обрыв лопатки! А было просто турбулентное обтекание оставшихся лохмотьев резины пневматика. Гера принимает решение прекратить взлёт и сесть на брюхо перед собой. Я считаю, что лётчик всегда прав и рассказываю только о последствиях. Самолёт упал и загорелся. За секунду до срабатывания катапульты Гера покинул самолёт. Дальше началось нечто!
В приехавшей «пожарке» почти не было воды. Мы же ею мыли самолёты, освежались после жаркой кабины, а Пушик однажды по «просьбе» Щоткина помыл «столовую» — тарный ящик от фюзеляжа самолёта приспособленный под место приёма стартового завтрака в дождливую погоду. Сделал он это так: подогнал пожарку, растянул шланг и дал команду: «Давление!»

Георгий Егоров

Георгий Егоров

Все табуретки улетели и враз превратились в щепки, вылетели окна… После этой Юркиной «половой жизни» Щоткин за ним полдня с дубиной по аэродрому бегал, а потом Пушик неделю вместо полётов плотничал в лагере. Что же вы думаете? Видя безысходность ситуации, от столовой галопом прискакали Иван с Ивановной. Первый уже бежал с ведром к горящему самолёту, пока тот же Пушик не смёл его своим телом, выполняя приказ подполковника Здора: «Уберите этого олигофрена!»
Ну, олигофрен ли, нет ли, а геройство налицо. Когда улеглись страсти, объявили Ивану отпуск на родину. Но когда прояснилось, что Иван уже третий год служит, тут же отвезли его в поезд — от греха подальше. Примечательно, что уехал Иван не в Брянск.

6.05.75, вторник. Полёты первой смены. Сразу после предполетной старший лейтенант Горбов построил звено перед  спаркой УТИ МиГ-15 и сказал:

— Прошу внимательно осматривать самолеты перед вылетом. Вчера я осматривал эту спарку и заметил трещину в тяге шасси. В ТЭЧ самолет осмотрели и проварили тягу в этом месте. Теперь долго летать будет!
— А что бы было? — спросили мы Горбова.
— Если бы на взлете тяга треснула и обломилась, шасси бы убрались, но потом не выпустились.
Ну и разбежались по самолетам. Дальше — обычная аэродромная суета. Одни летают, другие обслуживают самолёты своих экипажей, третьи сидят в тренажных самолётах… Кажется, какое-то беспорядочное движение. Однако это совсем не так. Чем бы ни занимались свободные курсанты на аэродроме, они всегда чётко отслеживали местонахождения экипажного самолёта и всегда вовремя его встречали. Для этого в «квадрате» висит колокольчик из которого на весь аэродром доносятся переговоры РП с экипажами. Всё шло штатно и вдруг в 11-34 нештатный доклад резанул всех по ушам. Экипаж Горбов-Дорофеев доложили о невыходе правой стойки… Все курсанты быстро переместились поближе к ВПП и стали вглядываться в район 4-го разворота, где должен теперь находиться терпящий бедствие самолёт.

РП Щоткин даёт команду: уход на второй круг с проходом на 50 метрах над ВПП, чтобы установить истинное положение дел. Может, стойка вышла, да не стала на замки. При проходе мы все видели, что стойка не вышла вообще. Тогда РП приказал экипажу уйти в ближайшую зону и пробовать выпустить стойку аврийно. В это время Щоткин приказал всем экипажам, находящимся в зонах, следовать на привод. Надо отдать должное лётчикам, которые без суеты и лишнего радиообмена очень быстро пришли к аэродрому и приземлились. И теперь в воздухе находились только лётчики, которым сегодня не повезло. Между тем РП ситуацию не драматизировал, а мы ловили каждое его слово. Экипаж докладывает, что и аварийно стойка не выпускается.
РП даёт команду: убрать шасси, кран нейтрально, рукояткой открыть замок убранного положения.
Без результата.
РП командует: набрать высоту 1000 метров. Выполнить манёвр для создания знакопеременной перегрузки с одновременным выпуском шасси.
Вот только тут, да потом на МАКСах, мы увидели белые турбулентные струи уплотнившегося воздуха с законцовок крыла самолета – такая была перегрузка для того, чтобы выпустить шасси хотя бы с помощью гравитации и центробежной силы.
Без результата.
Тогда Щоткин дал команду выполнять полёт по кругу до особого распоряжения.
В это время он на санитарке примчался на старт и стал командовать приготовлениями для аварийной посадки. Курсантов расставил вдоль полосы через каждые 50 метров с огнетушителями. Метров через 500 от предполагаемой точки касания поставил пожарку и санитарку. Объяснил, где самолёт опустится на подвесной бак, где уйдёт с полосы вправо, и что нам делать, когда самолёт остановится и если заклинит кабину. До сих пор удивляюсь: всё случилось именно так, как предсказывал Щоткин. Дав распоряжения, он метнулся в СКП и продолжил руководство. Приказал ещё раз пройти над полосой и приготовиться к нормальной посадке на два колеса. До высоты начала выравнивания и на самом выравнивании всё было, как обычно, но и тут Щоткин нашел, как подбодрить экипаж.
— Отличный расчёт! — Выкрикнул он в эфир.
Самолёт коснулся ВПП и, как ни в чём не бывало, продолжал пробег…
Мы находились в диком напряжении. Вдруг самолёт «провис» на правую консоль, но тут же выпрямился, выключился двигатель… И вот самолёт припал на бак и начал уклоняться вправо.

Вот это тот самый борт, который осматривает перед полетом Валерий Каснер

Вот это тот самый борт, который осматривает перед полетом Валерий Каснер

Скорость была ещё значительная. Наверное, всё бы было хорошо, если бы не оторвался бак. Вот тут самолёт, конкретно пошёл вправо, активно взрывая землю законцовкой крыла. Оставляя за собой заметную борозду, МиГ-15 протащился ещё метров 50 и остановился. Мы мгновенно кинулись к самолёту. «Санитарка» рванула на СКП за Щоткиным. Пока мы бежали, замечали на земле отдельные фрагменты обшивки. Лётчики уже сидели на обрезе кабин и курили…
— …потом ты выключил АЗС «аккумулятор», — донеслось до моего слуха наставления КЗ Горбова.
Володя Дорофеев перегнулся в кабину явно только теперь, выключил АЗС, но бодро доложил:
— Ну да, после касания и выключения двигателя сразу выключил и аккумулятор.
Приехал Щоткин. Завидя дымок от тормозных колодок левой стойки, притворно упрекнул:
— Что же вы, братцы, тормоза перегрели?
Так грамотные действия Щоткина свели к минимуму возможные последствия аварийной посадки.

Позже выяснилось, что та самая тяга, которую заварили накануне в ТЭЧ, обломилась в двух сантиметрах от места сварки.

10.05. 75. Суббота. С утра сдавали экзамен по самолётовождению. Перед обедом лётчики собрались в курилке между двумя домиками, а курсанты, ожидая построения, играли в мяч, образовав большой круг. Кто не взял мяч — садились в круг, а остальные должны были выбить их мощным ударом, выполненным с прыжка. В курилке лётчики подсмеивались над Смокилой:
— Мужики, Смокило сегодня зубы чистил!

— Да ну?

— Иди ты!

— Это к войне!

– Говорит Кайф!

В это время к ним подходит и сам Смокило.
— А чего ты не в куртке, — интересуются товарищи.
— Так жарко же!
— А чего ж умываться в куртке ходишь?
— Так холодно же!

Эдуард Полябин

Эдуард Полябин

Все ржут.
— Расскажи, как ты на 4 курсе 10 суток получил.
— Ну получил… за нарушение формы одежды…
— Иди ты! За это столько не дают.

— Да его пьяного комендантский патруль в городской клумбе подобрал, а головного убора на нём не было, — закончил историю замполит Эдуард Полябин.
Все легли от смеха…
В это время волейболисты навешивают мяч над Родей и он, высоко подпрыгнув, со всей дури бьёт по мячу и посылает его аккурат вышедшему на крыльцо Щоткину прямо в лоб.
Все замерли, ожидая, по крайней мере, ненормативной лексики и жестов.
— Кто приложил? — собираясь взорваться, спросил Щоткин.
— Я! – выдавил из себя Родя, потому что знал: два раза Щоткин не повторяет.
— Хороший удар, сильный. Посмотрю завтра, так ли ты силён в самолёте. Полетишь со мной на разведку погоды. А на будущее учти: меня хер рельсом уложишь…
Сказал и пошёл в столовую, за ним потащились и лётчики. Родя стоял один — круг как-то быстро рассосался. Проходя мимо, Смокило похлопал Родю по плечу и сказал свою сакраментальную фразу:
— А кому теперь легко? — и пошёл, насвистывая.
В столовой мы успокаивали Родю как могли:
— Да ты ешь, — сегодня ещё можно. — Завтра воскресенье и никакой разведки погоды не будет — ошибся Щоткин.
— Ходят слухи, — нашёптывали мы Роде, — что в одном лагере взбунтовались техники, недовольные разницей в довольствии. Так Щоткин вот так же предложил смутьяну слетать с ним на разведку. Взлетели. Что уж там Щоткин сотворил, а только через 5 минут запросил посадку. Пока рулил, из кабины наполовину высунулся. Потом поняли почему. В глубине кабины возлежало бездыханное облеванное тело техника…
— А на хера вы мне всё это рассказываете? — отрешённо спросил Родя.
— Ну, по дружбе: предупреждён, значит вооружён. Да ты ешь! Сегодня ещё можно.
За стол с опозданием подтянулся Щербачёк, сачковавший в наряде.
— Чё Родя не ест?
— Говорит – сыт.
— Конечно ссыт, тут любой обос…
— Да пошли вы! – послал нас Родя и ушёл из столовой.

10.06.75. Грустно писать об этом, но пришёл тот день, который мы особо и не ждали. Сегодня крайний раз летал с нами и руководил полётами наш комэска майор Щоткин.
С завтрашнего дня он в отпуске и дальше — военно-воздушная академия… Мы, конечно, были рады за него: большому кораблю — большое плавание! Щоткин был разный, но чего не отнять, это его отношение к курсантам. Если на территории лагеря в курсанте он видел курсанта: куда не целуй везде – жопа, то в полёте он летел с лётчиком. Никогда не оскорблял, умел слушать, вникать, советовать. Может кто-то и рад был, что Щоткин уходит. Я — нет. Когда у нашего экипажа не стало инструктора, с нами кто только не летал! А мы-то больше по нарядам. Щоткин увидит меня на СКП:
— Что опять в наряде? Возьми шлемофон, полетишь со мной на доразведку…

На завтра планировали полёты первой смены, поэтому сегодня — ранний отбой. Как можно уснуть в 20 часов, когда за стенкой первая эскадрилья «по потолкам ходит»? Как всегда включаем телевизор, Прошку — на стрёму, да и засыпаем под него, под телевизор, конечно. Вдруг кто-то крикнул: «Щоткин идёт!» Все как рванули в койки! Прошка зацепил ногой антенну, телевизор грохнул с табуретки… Вошёл Щоткин. Поднял телевизор, прошёл между рядов коек до кладовки, затем остановился и начал говорить:
— Догадываюсь, что все вы спите… это нормально. Я пришёл проститься с вами… Мы вместе, кажется, сколотили неплохой воинский коллектив. Много в ваших головах ещё тараканов, но трусов и подлецов я среди вас не увидел. Оставайтесь такими всегда. Бейтесь за своих, поддерживайте друг-друга всегда и везде. Вы заканчиваете уже третий курс, и вы уже не просто желторотые курсанты, вы уже стоите в плане выпуска 76 года в Министерстве обороны. Не у всех сразу хорошо сложится служба, не сдавайтесь, работайте над собой, и будьте готовы сокрушить от одного в воздухе, до целой вражьей территории на земле. Каждый выбирает для себя сам: женщину, религию и дорогу. Хотелось бы, чтобы вы никогда не усомнились в правильности выбранной дороги. Если уже сейчас из вас кто-то сомневается в себе, подойдите утром ко мне, я скажу, как поступить. На самолётах ведь можно и почту возить.
Сказал и пошёл. У самой двери обернулся и закончил:
— Удачи вам всем!
После его слов мы не могли шевельнуться. Подкатил комок к горлу… Каждый его речь примеривал на себя.
Утром перед нами уже выступал и.о.комээска капитан Черкасов. На минутку подошёл Щоткин.
— Ну что, никто не надумал ко мне обратиться?
Он обвел строй взглядом. Улыбнулся.
— Нет? Спасибо, значит я в вас не ошибся.

14.08.75. Суббота. После отъезда Щоткина мы, не таясь, допоздна смотрели телек и Прошку на «стрёму» уже не ставили. Конечно, кто-то из офицеров мог зайти и навести порядок, но это была уже не та степень опасности. Сегодня смотрим «Калину красную». Вбегает Толя Кузнецов и вопит, что в парке у танцплощадки побили наш патруль — Тигулёнка и Васильева. Дальше было всё, как взрыв гранаты: в чём были, схватив только ремни, все ломанули из казармы, напрочь вынеся двери.

Откуда-то возник подполковник Здор. Он попытался воспрепятствовать взрыву курсантского негодования, но был взрывной волной отброшен в сторону. Разъярённая лавина голых курсантских тел обтекла его и скрылась за воротами лагеря. Единственно, что успел сделать подполковник, так это с помощью офицеров 1-й эскадрильи, своими телами завалить вход в казарму курсантов 1-й АЭ. Это спасло несколько десятков местной пьяни от кулаков Валеры Мешкова, Валеры Волкова, Саши Воропаева и других серьёзных бойцов.

Но и третья эскадрилья не сплоховала. Когда эта «дикая дивизия» ворвалась на танцплощадку, и правые и виноватые полезли на решётчатые стены. Даже такие «мирные» курсанты, как батька Можай и Димка Черемохин управлялись ремнями не хуже Соколова, Ушакова, Дорофеева и Здора. Последнего не мог остановить даже собственный дядя. Особенно свирепствовал Бык, так как патруль был из его экипажа. В этот вечер мы показали Поворино, кто «в доме хозяин». Когда закончили с танцплощадкой, погнали «любителей курсантских патрулей» к пределам парка. Потом из-за забора полетели в нас булыжники. Мы бы дошли и до станции, но за нами прибежали наши инструкторы, и пока они нас собирали, чтобы сопроводить в лагерь, попутно тоже свернули несколько рож.

Вот сейчас я думаю, что быстро же мы ответили Щоткину на его призыв: «Бейтесь за своих!»
Действительно, его слова чего-то в наших сердцах разбудили…
Следующий день начался с того, что нас построили в одну шеренгу и заставили снять головные уборы. Офицеры под командой врача части майора Шаровецкого осматривали и ощупывали каждого из нас на предмет дыр в голове и гематом на физиономии. Сзади шёл фельдшер с половиной ведра зелёнки и большим квачём из ваты на длинной ручке. Он то и дело макал его в ведро и прикладывал к ссадинам курсантов. Самый большой фингал был у Петрова, и он им очень гордился.
Когда после экзекуции мы пошли в душ отмывать зелёнку, то чуть не умерли от смеха. Толя Бычков, глядя в осколок тусклого зеркала, оттянул губу и произнёс крылатую потом фразу: «ВИДНО, ДРАЛСЯ Я ВЧЕРА. ЧТО-ТО ЗУБЬЕВ МАЛО!!!»

*    *    *

В академию наш комэска Щоткин, конечно, поступил и мы очень этому радовались. Кому же там учиться, как не ему? Радовались ещё и потому, что многие из нас буквально приложили к этому руку. Ну, когда командиру эскадрильи можно найти время, сосредоточиться и написать контрольные тесты? Вот благодарные курсанты и помогали в меру своих способностей: Володя Планкин что-то решал по математике, Соколов и Гусев по языку… Как это было, рассказал сам Володя Соколов.

Осень, 1975 год, Поворино. Где то за неделю до окончания летной программы меня с Мишей Гусевым вызывает к себе в комнату Щоткин. Он, видимо, только вернулся с установочной сессии в академии.
По какому поводу он вызвал нас с Мишей, мы не догадывались. Вроде, видимых подзалетов за последнее время не было, с полетами все ровно. Но, зная характер Стаса, очко все равно было не на месте. Заходим в его комнату в летной общаге, но держаться стараемся, как можно ближе к двери. Мало ли чего? Береженого бог бережет. На столе перед Стасом лежит какая-то методичка на «импортном» языке. Заводит он разговор о том, что ему все известно, и каждый из нас чуть ли не Гёте, и с немецким у нас проблем практически никаких. А посему — рота равняйсь (по старшине Гаврину), и чтобы через неделю 12 контрольных работ по немецкому лежали вот на этом же столе, но уже в готовом виде для отправки в академию.

Поняв, что наш отказ не принимается ни в каком виде и забрав методичку, мы с Мишей ретировались из щоткинских апартаментов. Выйдя на улицу, стали думать: кто нас сдал и что делать? В лагерях не было ни словарей, ни учебников. Ничего!
В общем, отлетали мы благополучно последнюю неделю в лагерях и чуть ли не по тревоге Александр Иванович Кистанов эвакуировал эскадрилью в Борисоглебск.
Перед самым отъездом мы с Мишей сунули щоткинскую методичку штурману эскадрильи майору Волкову и попросили передать комэске. А по приезду в Бэбск сразу же забыли про Щоткина. Но не тут то было. На следующий день утром, еще до подъема, вся эскадра проснулась от страшного рева на входе в казарму и крика на дневального:

— Где эти бл…..?

Я даже во сне понял, что это по нашу душу.
Мордобоя, конечно, не было. Длинного разговора тоже. Методичка по немецкому шлепнулась на мою тумбочку со словами «Два дня».
Борисоглебск не Поворино, кафедра немецкого языка рядом, шоколад в тумбочке. Благодаря преподавательнице немецкого, молодой и красивой, и нашему с Мишей обаянию при помощи четырех плиток шоколада 12 контрольных работ были сделаны за два дня. Но вручить их самому Щоткину мы не осмелились. Да и посредник у нас был надежный — штурман Волков. А на четвертом курсе комэской у нас был уже майор Штанько. И, слава богу, в академии он не учился.

 

Print Friendly, PDF & Email

Tags: , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

One Response to Комэска Щоткин

  1. Владимир on 28 июля 2022 at 23:30

    Тягу в ТЭЧ заварили — нонсенс! Только замена! От сварки металл в одном месте перекаливается, в другом — отпускается, внутренние напряжения гуляют неравномерно, а в авиационных деталях запаса прочности практически нет из-за угрозы перетяжеления конструкции.

Добавить комментарий для Владимир Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

Return to Top ▲Return to Top ▲