Бремя налогов загубило фирму. Производство остановилось. Остановилась и программа физических исследований, которую это производство кормило. Есть у меня подозрения, что гибели фирмы помогал некто неизвестный. Но это только подозрения. Мы обанкротились в два месяца. И тогда появился Анвар.
Он ненавязчиво дал понять, что без его помощи дела у нас не пойдут. Что Россия сейчас на науку плюет. Что физикам лучше заниматься физикой, а не коммерцией. Предложения сотрудничать с ядерными центрами у нас уже были. Переговоры пошли споро.
Страну-покупателя наших физических исследований по фотонному оружию он не назвал. Мы выразили некоторое опасение, ведь год назад переговоры пытались вести люди из Ирака. Но Анвар ответил: «Климат хороший. Вам понравится.» А через пару дней привел пожилого мужчину — эксперта. С ним мы начали работать по проверке достоверности полученных нами результатов. Недели через две даже подружились. Александр Петрович говорил с легким акцентом, чуть шире раскрывая рот на звуке «р». Среднего роста и очень обаятельный. По его словам, Анвару можно было доверять.
— Работы до практического выхода — года на два, — оценил Александр Петрович. — В России вы провозитесь лет пять, а то и больше.
С этим я был согласен. А Александр Петрович пошутил:
— Когда по Нострадамусу третья мировая война?
— В 1995 году.
— Тогда рассчитали правильно, — засмеялся он.
Анвар же в это время обрабатывал еще три ключевые фигуры в других городах России. Недели через две он вернулся и сообщил, что все трое согласны. В этом я убедился по трем письмам ко мне. Почерк и подробности говорили о подлинности писем. Такие подробности состряпать было невозможно, а уж подделать почерк «Кузи» — моего друга из… Впрочем, неважно откуда. Еще через неделю Александр Петрович обратился ко мне со странным предложением.
— Молодой человек, я прошу вас выслушать меня и не удивляться. Думаю, у вас были все основания составить хорошее мнение обо мне.
Такие основания у меня были.
Тогда он поведал мне эпизод из своей молодости. Говорил о какой-то жуткой истории, заставившей его некогда покинуть США. Называл имена, города, названия улиц. В том числе и печально известную Дейли Плаза. Мне стыдно сейчас признаться в моей манере делать заинтересованный вид даже тогда, когда я не слушаю собеседника, и кивать утвердительно в том случае, если не понимаю до конца. Мне казалось, что он говорит вещи очевидные и общеизвестные. Поэтому и было стыдно переспросить. Наоборот, я переспрашивал в тех местах, где мне все было понятно, и только затем, чтобы Александр Петрович увидел мою компетентность. Но он меня довольно быстро раскусил. Говорил скорее для того, чтобы выговориться.
— Почему вы не спросите меня о том, что было после Мексики?
— Что было после Мексики? — спросил я.
— Не знаю! — с неподдельным трагизмом ответил он. — Я не знал раньше и того, что сейчас рассказал вам. Моя жизнь начиналась с сорока пяти лет. И мне не было страшно. Другой жизни я не знал. Но однажды, когда увидел на обложке журнала свое лицо…
Он вдруг тронул руками щеки и добавил утвердительно:
— Да, именно свое лицо. Видимо, тогда часть воспоминаний вернулась ко мне.
Далее он пояснил мне, что значит это «свое лицо». Нельзя сказать, что я был поражен услышанным. Я настойчиво придерживался нейтралитета. Как попутчик в поезде. Наконец он замолчал. Я не знал, что сказать.
— Дети, — тихо сказал он. — Я вспомнил их маленькими. Понимаю, что они выросли, а для меня — малышки.
В это время в дверь позвонили. Пришел Анвар. Он был сильно озабочен. Александр Петрович спустился в машину, а меня Анвар спросил:
— Что за чепуху он тут нес?
— Откуда вы знаете? — вопросом на вопрос ответил я.
Анвар только усмехнулся. А я понял, что все наши беседы прослушивались.
— На него иногда находит, — сказал Анвар, — но специалист он отменный.
— Специалист отменный, — согласился я.
К сожалению, Александра Петровича я больше не видел. Сертифицирующие документы мы — все четверо — подписали в Томске. Там же ожидали загранпаспортов и виз. Были некоторые осложнения с оформлением выезда семей. Тогда-то мне и попала на глаза одна из публикаций о гибели Джона Кеннеди. И ключевое слово «Дейли Плаза» заставило рассказать историю моим друзьям. Книг о гибели Кеннеди и обширных публикаций я раньше не читал. Друзья устроили мне небольшой экзамен. Я постарался вспомнить и пересказать рассказ Александра Петровича. Далее мы поняли, что если не привлекать теории чудесного переселения душ, то я разговаривал с подлинным очевидцем событий 22 ноября 1963 года на Дейли Плаза в городе Далласе Соединенных Штатов Америки. Мало того — этот очевидец был самым молодым президентом США — Джоном Кеннеди.
Мы проверяли. Многих существенных подробностей из рассказа АП (уж и не знаю, как теперь его называть) не содержится ни в одном из независимых исследований и уж тем более в официальных отчетах комиссии Уоррена и комитета Стокса. По его рассказу и официальным публикациям мы восстановили картину и в таком виде предлагаем ее вам.
К ноябрю 1963 года АП (читай: Американский Президент) понял, что вот-вот рухнут все его планы как в политической карьере, так и в личной жизни. Золотой век так и не наступил, Советы шли впереди в освоении космоса. Брат Роберт, Генеральный прокурор США, слишком рьяно взялся за организованную преступность. Джекки Кеннеди — жена АП — практически открыто встречалась с миллиардером Онассисом. Онассис узнает о готовящемся покушении на АП и, желая спасти Джекки, говорит ей об этом. Джекки передает разговор АП. Оценив еще раз расстановку сил, АП решает сохранить для нации образ молодого президента, образец американской семьи, каковой считалась их с Джекки семья, — и умереть. Но умереть так, чтобы начать новую жизнь. Брат поддержал президента. Был разработан подробный план псевдопокушения. По времени — на три минуты раньше готовящегося мафией. Роль убийцы обязательно должен был сыграть маньяк-одиночка. Если это сделает мафия, имидж президента резко упадет. Американцы должны быть уверены, что их права надежно защищены. Ну что же, пусть президентом станет Роберт, а Джон — национальным героем. Деньги у братьев были, вопрос о смене личности решался просто.
Как и Джекки, АП мог не принимать участия в спектакле на Дейли Плаза. Но он решил посмотреть на «собственную смерть».
Даллас. 22 ноября 1963 года. Когда появился президентский кортеж, АП стоял рядом со «своим убийцей» Клаусом за оградой на травяном склоне. Внешность АП была загримирована до неузнаваемости. Он знал, что с шестого этажа распределителя учебников будет стрелять Освальд — отбившийся от рук советской разведки агент Кремля. Но Освальд будет стрелять в губернатора Коннэлли, который едет в машине президента на переднем сиденье.
— С этого места я не видел Освальда, — рассказывал АП. — Я отошел и сказал: «Не промахнись, Клаус». Тот нервно улыбнулся. Раздался выстрел. Потом еще один — Освальд стрелял в Коннэлли. Третьего выстрела мы не ожидали. Клаус с напарником даже остановились. Я хорошо видел, как моему двойнику снесло часть черепа. Стреляли справа от нас. Стало страшно, и я упал на газон. Клаус осторожно тронул меня за плечо и сказал: «Уходим». Пока я поднимался, Клаус уже был в машине. Я быстро пошел к машине, ожидавшей меня. Вдруг прямо передо мной возник коп с пистолетом в руках. Он был явно растерян и пистолет спрятал. Тогда я впервые усомнился в надежности своей маскировки под испанца. Но на всякий случай показал удостоверение агента Секретной службы. Коп побежал дальше.
Из показаний полицейского Джо Смита.
«Я чувствовал себя несколько глупо, потому что из-за стрельбы и всего такого вытащил из кобуры пистолет. Я думал, что это глупо, ведь даже не знаю, кого ищу. Я спрятал пистолет. Как только я это сделал, он (неизвестный) показал мне удостоверение агента Секретной службы… Он видел, что я приближаюсь с пистолетом в руке, и показал мне удостоверение… Но что там было написано, я не запомнил.»
Рассказывает АП:
— Я успел заметить, как хладнокровно действовали наши люди. По задумке, после выстрела Освальда мой телохранитель Рой Келлерман не двигается, а водитель Билли Грир сбрасывает скорость, давая возможность Клаусу лучше прицелиться. Не понимаю, почему Клаус стрелял первым. Но ребята выполнили все точно. Рой замер как статуя. Билли сбросил газ. Видимо, они не поняли, откуда стреляли. Освальд запросто мог попасть вместо губернатора в одного из них.
Когда мы восстанавливали картину по публикациям, то поняли, сколь важна была роль Келлермана в этой операции. По законам штата Техас тело убитого президента нельзя было забирать из больницы до тех пор, пока не будет произведено вскрытие. Тело двойника нужно было немедленно доставить в Вашингтон. Там к приему тела были готовы. Поскольку правила вскрытия распространялись и на жену президента, то в случае гибели ее двойника доставить тело в Вашингтон должен был Клинт Хилл — телохранитель Жаклин Кеннеди. Во время стрельбы он находился в автомобиле, следовавшем за президентским. Третий, незапланированный выстрел заставил его покинуть свое место, запрыгнуть на багажник президентского автомобиля, и только после этого водитель Грир нажал на акселератор.
Келлерман выполнил свою задачу. Он не обращал внимания на протесты местных чиновников и прозектора.
— Друг мой, — сказал он прозектору, — это тело президента Соединенных Штатов, и мы забираем его с собой в Вашингтон.
— Нет, у нас так не делается, — ответил Эрл Роуз, местный прозектор, и покачал пальцем. — Когда случается убийство, мы должны произвести вскрытие.
— Это президент. Мы забираем его.
— Тело остается, — отрезал Роуз. — …Существует закон. И мы его исполним.
Спор дошел до того, что упрямого прозектора уже собирались скрутить силой. Наконец, гроб с телом двойника президента был погружен в похоронный автомобиль и отвезен в аэропорт.
В полете труп был перемещен в другой гроб. Так что у парадного входа Военно-морского госпиталя в Бефезде встречали пустой ящик, а гроб с телом попадает со служебного входа на вскрытие. Все тринадцать врачей, участвовавших во вскрытии, получили письменный приказ, запрещавший им рассказывать о том, что они видели, даже членам семьи и грозивший трибуналом за нарушение.
Из рассказа АП.
— Сразу Даллас нам покинуть не удалось. Около полутора часов мы колесили по городу. Пересаживались из машины в машину. Наконец меня стали окружать совершенно незнакомые люди. Мы остановились на неизвестной мне квартире. Тогда, войдя в это мало приспособленное для жилья помещение и услышав в свой адрес: «Кто этот гринго?», я понял, что уже не являюсь президентом Соединенных Штатов. Из трех телохранителей только один говорил по-английски. Я вспомнил брызги мозга из черепа своего двойника, и мне стало плохо. Меня вырвало. Пытаясь смыть грим, я только размазал его. Врача так и не вызвали. Я прилег на кушетку. Около трех меня разбудили какие-то люди. Тех троих уже не было. Мы сели в машину и прибыли на частный аэродром. Свита снова сменилась. Но теперь я узнал пилота — одного из агентов Секретной службы. Его звали Гленн. Около двадцати минут после взлета он спорил с человеком большого роста. Говорили по-русски, насколько я понимаю это сейчас. Я, конечно, знал, что третий выстрел внесет коррективы в план выезда из Штатов, но такой оборот событий не оговаривался вообще. Наконец пилот сказал мне, что мы летим в Мехико.
Из материалов следствия.
Освальд, Ли Харви — официальный убийца американского президента. Во время прохождения военной службы в Японии на американской базе был завербован японскими коммунистами и начал через них поставлять сведения советской разведке. По окончании службы, в конце 1959 года, перебежал в Советский Союз. В течение двух лет проходил подготовку в Минской разведшколе. Женился на русской женщине Марине Пруссаковой. Вместе с нею вернулся в 1962 году в США и поступил в распоряжение резидента советской разведки Джорджа де Мореншильда. С марта 1963 года выходит из-под контроля советской разведки, начинает заниматься открытой агитацией в пользу коммунистической Кубы. 28 сентября 1963 года появляется в кубинском посольстве в Мехико. Принимается как свой.
Из рассказа АП.
— Летели мы около шести часов. В условиях сильной болтанки. В облаках и, в основном, над Мексиканским заливом. Только один раз, когда мы ненадолго выскочили из облаков, я увидел справа на траверзе кромку берега. Приземлились на грунтовом аэродроме. Насколько я понял, недалеко от берега и слишком далеко от Мехико. Я вышел первым. Никаких построек, напоминающих о присутствии здесь людей, не было. Со всех сторон нас окружали горы. Через пару минут выпрыгнул на землю Гленн. Недоумение на его лице так и превратилось в посмертную маску. Тот, второй, выстрелил ему в горло. Я тогда подумал о том, что и моя жизнь сейчас закончится. Он повел дулом пистолета в мою сторону. Сильно коверкая, он сказал по-английски: «I never dream to kill Kennedy.» Насколько я понял, он хотел сказать, что никогда не думал, что будет иметь возможность убить и Кеннеди. Но он скрылся в кабине, дверца захлопнулась, самолет, не разворачиваясь, взлетел и через две минуты скрылся за горами на западе. Гленна я так и не смог похоронить.
Из публикаций независимых экспертов.
В день покушения на президента Кеннеди вылет самолета кубинской авиакомпании «Кубана Эйрлайнс» из Мехико-сити был задержан на пять часов. Самолет поднялся в воздух лишь после того, как вечером в 22.30 принял на борт пассажира, прибывшего на двухмоторном частном самолете. Этот пассажир не проходил таможенный досмотр и немедленно прошел в кабину пилотов, где и оставался в течение всего полета до Гаваны. Много лет спустя выяснилось, что звали его Мигуэль Касас Саез (Михаил Кассаев?), что был он доверенным человеком Рауля Кастро. Что знал русский(!) язык и что с начала ноября по 22 число он находился в Далласе.
Из рассказа АП.
— Помню, как я подходил к трупу Гленна. На этом воспоминания прерываются. Потом в памяти какие-то отрывки. Отчетливо помню комнату. Кажется, это была лаборатория. Меня о чем-то спрашивали, но ответить я не мог. Язык, да и тело плохо подчинялись мне. В какой-то момент я не узнал свои руки. Это были не мои руки. Было такое ощущение, что все тело не мое. Из редких отрывочных воспоминаний помню одно жуткое для меня. Однажды меня удивило отсутствие зеркал. Желание увидеть свое лицо стало патологическим. Я говорил об этом с персоналом. Задавал вопросы о том, почему в комнатах нет ни одного зеркала? Почему я не узнаю своего тела? На эти вопросы мне не отвечали. Когда мы проходили по коридору с одним из сотрудников, я увидел довольно четкое отражение своего лица в застекленной двери. Лицо было не мое. Это было лицо, более молодое, конечно, того человека, с которым вы сейчас говорите. Я остановился пораженный. Сотрудник настойчиво подтолкнул меня вперед. Больше вопросов я не задавал.
Сейчас вы можете не спрашивать, в каком университете я изучал физику, где защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Я не понимаю, где изучал русский язык, хотя раньше, кажется, не задавался таким вопросом, считая русский родным языком. Такое впечатление, что часть меня до сорока лет — Джон Кеннеди, а после сорока пяти — ваш покорный слуга и жертва некоего эксперимента.
После долгих обсуждений этой истории ни у меня, ни у моих друзей не сложилась версия, что АП — носитель некоего маниакального психоза. Это к нему никак не подходило. И хотя историю его слышал только я, в разное время каждый из нас успел пообщаться с ним и составить себе имидж АП. Имидж специалиста и просто хорошего человека.
Насколько сумели, мы постарались связно изложить то, что у нас получилось.
P.S. Сегодня ночью из Новосибирска-Толмачево вылетаем в Дели-Гонолулу-Мехико. Визовые марочки в паспортах переливаются так интересно. Димка нам как-то показывал такую — на письме из Штатов. Витя, сделай с рукописью то, что посчитаешь нужным. Но не то, о чем ты сейчас подумал, собака. Передавай привет Сашке и Валерии. Димка пятьдесят «штук» так и не отдал. Забери себе.